Текущая полемика между освободителями и охранителями в сети выдает интересную особенность нынешней освободительной идеологии – блокировку памяти. Она даже не предлагает нам фальсифицированную версию истории. Она требует от нас историю – в том числе новейшую – забыть и ни в коем случае не вспоминать. Нельзя вспоминать даже совсем недавний Майдан – и его последствия.
Нынешние борцы с режимом страшно обижаются, когда их сравнивают с большевиками – и, надо признать, что одно существенное различие между ними есть. Большевики охотно признавали свое родство с революционными движениями прошлого – с Великой Французской Революцией, Парижской Коммуной, даже с восстанием Спартака. Нынешние революционеры смотрят на предшественников с какой-то большой неловкостью, и на слово «Майдан» чаще всего реагируют как на злую дразнилку.
Почему? Это выглядит довольно странно – как если бы сторонники коминтерна, агитируя трудящихся в западных странах восстать против власти помещиков и капиталистов, при этом отрицали какую-либо свою связь с Октябрьской Революцией, которая этих самых помещиков и капиталистов уже успешно свергла.
Ведь нельзя же не заметить того, что наше освободительное движение – это клон Майдана.
Это люди, которые в свое время горячо симпатизировали Майдану, с той же идеологией, с той же риторикой, с тем же набором манипулятивных приемов, ориентирующиеся на те же центры, даже идейно-возвышенные стихи слагающие в том же размере и с тем же пафосом, как и знаменитое «никогда мы не будем братьями» – см. например, стихотворение, прочитанное на митинге Людмилой Улицкой.Я не стал бы сразу вспоминать методички – не факт, что они существуют. Но факт тот, что существует несомненная идеологическая, культурная и мировоззренческая общность. И когда ее пытаются отрицать, это напоминает анекдот про Штирлица, который вспомнил о конспирации и одел темные очки.
 |
Что можно сказать об этой идеологии?
Коротко ее можно изложить примерно так:
Все народы желают сделаться верными учениками Запада влиться в западный проект мироустройства, который несет им свободу и процветание. Если они так и поступят – то скоро заживут как в богатейших странах Золотого Миллиарда. Но в этих законных чаяниях народам мешают коррумпированные диктаторы. Народы должны мужественно восстать против тиранов, и (сами или с великодушной иностранной помощью) их свергнуть, и тогда они заживут привольно и богато.
Оба Майдана (2004 и 2014-того годов) были проявлением этой идеологии, и ее яркой иллюстрацией может служить, например, комикс «Почему Евросоюз лучше, чем Таможенный Союз».
Но Майдан был далеко не первым проявлением этого мировоззрения. Первый яркий случай этого извода освободительства мы наблюдали в 2003 году, с вторжением в Ирак. Надо свергнуть отвратительного диктатора Саддама, и иракский народ заживет свободно и богато, показывая пример всему Ближнему Востоку. Саддам действительно был крайне неприятным типом, но его свержение погрузило страну в хаос, в котором погибли около миллиона человек, при этом страна лишилась около 80% своего христианского населения – процесс, который был справедливо назван «геноцидом».
Потом, в 2011, под ровно теми же лозунгами и в рамках той же идеологии, была предпринята операция против Ливии, полковник Каддафи свергнут, страна погрузилась в кровавый хаос, в ней стали открыто функционировать рынки рабов – чрезвычайно мрачная ирония, учитывая, что «свобода» – это ключевое слово во всей идеологической риторике. Попытка аналогичного «освобождения» Сирии сорвалась по независящим от освободителей причинам.
На Украине, где нравы, надо сказать, заметно мягче, чем в арабском мире, первый Майдан (2004) прошел вообще бескровно, но едва ли он принес людям много пользы – во всяком случае, через десять лет после его победы часть политически активных граждан сочла свою жизнь настолько невыносимой, что решила принять участие во втором Майдане – окровавленная победа которого привела к резкому обострению тех социальных язв, против которых он, теоретически, восставал, обнищанию и до того небогатого населения, и массовому бегству работоспособных граждан из страны.
Причина, по которой наши освободители не хотят вспоминать даже самое недавнее прошлое, таким образом, достаточно очевидна. Обещания и надежды, которые внушает освободительная идеология, никогда не сбываются. Вернее, сбываются с точностью до наоборот.
Само нежелание вспоминать Майдан весьма показательно. Если бы демократические силы, победившие на Майдане к восторгу как международного сообщества, так и наших либералов, принесли бы людям хоть какое-то добро и пользу, нас бы напротив, буквально за уши тащили и носом тыкали – посмотри на Майдан! Вот люди решились выйти на площадь, изгнали кровавого диктатора – и смотри же, как люди зажили! И как все здорово прошло, давайте и мы так, чего нам мучаться и лишать себя такого счастья!
Но пример Майдана – как и примеры других побед этой идеологии – выглядит совсем уж безнадежным.
Освободительной идеологии в XXI веке приходится действовать в условиях, во первых, явного и страшного провала всех ее обещаний, во-вторых, информационной прозрачности, порожденной интернетом, которая не позволяет эти провалы скрыть. Отсюда требование рассматривать каждое очередное выступление освободителей как новое и никак не связанное с предыдущими.
Но такое требование просто фантастически, невероятно нелепо. Мы все склонны ошибаться, но освободители требуют от нас глупости и безответственности, превосходящей силы человеческие. Им не стоит обижаться, если мы оказываемся на нее неспособны.
Сергей Худиев
Свежие комментарии